Книга Валерия. Роман о любви - Юлия Ершова

Считав послабляющую команду, Янович пятится назад и присаживается за круглый стол у распахнутого окна, на которое налегает пылающая соцветиями садовая слива. Нежные, как щёчки младенцев, лепестки рассыпались по укрытой скатертью столешнице. Янович смахивает бело-розовые чешуйки со стола и затягивает второй куплет покаяния:

— Отец, ну смени гнев на милость, батя, дорогой… в память о матери. Ради крестницы твоей. Она, если узнает, что ты от меня отвернулся, всё, плакать будет, и так, говорит, у нас нормальных родственников нет, только вот Александр Родионович, только он один… родной.

Дорогой батя еле сдерживает улыбку, командирство исчезает с его лица, а жёсткие усы распушаются обратно.

— Ладно, не причитай. Дочери скажи: «Я хоть и м…к, доча, но Александр Родионович мужик настоящий, меня в беде не бросил». Во-от… А ты, всё-таки настоящий… — Родионыч вставляет ещё пару крепких слов. — Отбыл из страны, почему мне не сказал? — опять заводится старик.

— Батя, я говорил, помнишь, говорил — еду машину гнать, — фальцетом тянет Янович. Он знает: наступает время, когда говорить надо кратко, без тени лжи, и смотреть надо прямо в колючие, пронизывающие глаза покровителя.

— И чего, пригнал? — спрашивает хранитель-покровитель, прищурив глаза, из зрачков которых будто смотрят острия боевых копий.

— Да, батя, пригнал… — у Яновича от напряжения уже взмокла спина. — Джип крутой.

— Ну что ж… теперь наши мальцы конфискуют. Вовремя ты им тачку подогнал! — язвит Родионыч.

Чувствуя скорую победу, Валерий подыгрывает ему:

— Родионыч, так ты… лучше себе забери, сегодня же, пусть сын катается.

— Я трофеев не беру. — Родионыч подскакивает с кресла. — Хватит… Слушай теперь.

Но тут старик закрывает лицо рукой и заходится в кашле. Крик исцарапал его горло. Откашлявшись, он становится красным и спокойным, как будто полностью выпустил пар. Сохраняя молчание, он встаёт и затворяет окно, ломая цветущие ветки. И только убедившись, что маленькая избёнка заперта наглухо, и окна и двери, он произносит, расположившись на железной кровати, которая так близко придвинута к столу, что протиснуться между спинкой кровати и столом невозможно:

— Ну! Ты попал, брат. Не сегодня — завтра тебя вместе с «Икаром» силовички накроют… по доносу, между прочим. Как я и ждал.

Янович с трудом глотает воздух:

— Вот так дела…

— Не бубни, дай сосредоточиться… Тётка какая-то, растак её так, документы галимые показала, твои, из чёрной бухгалтерии, прямо в белы руки фиников. Помнишь, сколько раз я твердил, тебе твердил, — Родионыч, как гипнотизёр, вытягивает палец, — не держи эту папку в офисе, не держи… Финики к этим бумажкам и отдел экономистов подключили, дело хотят раздуть, чтоб звёзд да премий нахапать как минимум. Понятное дело, ты хочешь жить, и пацаны хотят, у них тоже запросы на европейский уровень вышли. На этом мы и сыграем. Об этом позже. Только имей в виду, дело это встанет в копеечку. — Родионыч склоняет голову на бок и щурит глаза. — Далее. Тётка эта показаний настрочила листов на восемь. Хочет тебя по уши уделать, возможно, и деньги, и фирму нашу к рукам прибрать. Но я чую, у меня чуйка — сам знаешь: без личной мести не обошлось. — Родионыч закуривает. — Вспоминай, дурень, твою так, кого ты недавно уволил или ещё что. Мозгами давай ворочай.

Янович закусывает губу и смотрит на потолок, изображая ворочание мозгами. На самом деле у него зуб на зуб не попадает от нервной дрожи. И думать не хочется, не то что мозгами ворочать.

— Так ты мозгами ворочаешь? — язвит Родионыч, выпуская клуб дыма. — Сейчас прямо в офис дуй, запрись, папку красную найди на третьей полке. Понял, о чём я? — Валера кивает. — Оттуда враги документы извлекли, сняли копии на твоём же ксероксе и прямиком в органы — стук-стук. — Родионыч, не спуская внимательных глаз со своего ставленника, несколько раз стучит по картонной папке, которая лежит на кровати. — Возьми папку. — Родионыч вытаскивает из картонного скоросшивателя две бледные ксерокопии платёжных документов, подписанных Ипатовым и Гацко. — Смотри, запоминай. Вот такие две бумажки, оригиналы, оставь… положи назад в свою папку, остальное — уничтожь. Не забудь! Важно! Папочку аккуратненько на место водрузи, полку не перепутай, смотри, третья! Да, и порядок наведи на рабочем месте наконец. А то страх потерял, такие палёные документы у себя в кабинете держишь, сумасшедший, так-растак твою.

Родионыч комкает и поджигает свои бумажки, а Янович ударяет себя по лбу.

— Вот оно как! — Ему кажется, что разговор происходит во сне, поэтому он закрыл глаза и боится открыть. Паузу долгим кашлем прерывает Родионыч, а потом продолжает:

— Расклад такой. Налетят пацаны, маскарад устроят, им это в радость, шалят. Папка твоя галимая в деле обозначена, к ней сразу и потянутся. После перевернут всё, но это не беда. Запоминай схему: ты сегодня же заявление на отпуск. На допросы без согласования… без меня не ходи, ни с кем не встречайся, и уж тем более не подписывай вообще ничего. Запомнил? — Валера кивает головой. — И самое главное: сегодня всё уничтожь, всё, кроме этих двух. Всё, кроме двух.

— Родионыч, а почему «кроме двух»? — с наивностью малолетки спрашивает Валерий и тут же навлекает на себя гнев.

— Ах, ты ещё и вопросы задаёшь теоретические, так твою растак? Всё, что я скажу, выполнять… без импровизаций. Но, если хочешь в СИЗО, действуй по своему усмотрению, — рычит Родионыч.

— Нет, нет, батя… всё исполню, командуй.

— Болтай меньше, балаболка, так-растак. Ни одним жестом не выдай, что предупреждён. Осторожненько. Чую, — Родионыч прижимает руку к сердцу, — без «верных» друзей твоих не обошлось. Вид напусти скорбный, типа переживаешь, типа из-за супруги страдаешь. Поэтому и в отпуск… Вовремя твоя запила, так её растак. Правда, Снежку довела, стерва такая, дитё мне жаловалось. После жену навестишь, паспорт её захвати в больницу. Снежана передала? Да? Георгиев просил. Он сегодня дежурит, приезжай в любое время, но только после… — Родионыч несколько раз взмахивает пустым скоросшивателем.

— Батя, помоги ещё одну проблему разрулить, только ты поможешь! Только ты, — решает использовать момент Янович, наведя мощные потоки обаяния на собеседника. — С Полиной сегодня же развестись. Сегодня очень надо.

— Ото смотри, нашёл старика Хоттабыча! — Родионыч от неожиданности расхохотался, как ребёнок.

— Батя, помоги ещё и в этом. Нет мочи терпеть. Сил нет. Прав ты был, надо рвать, детей жалко, нельзя чтоб они… видели её и… ну, ты поможешь? Помнишь, ты говорил, что за сутки можно нас развести?

— Долго же ты думал, — упрекает Родионыч, прищурив глаз.

— Знаешь, я не думал. Решиться не мог. А тут утром звонок дочери… перетряхнуло всего. Ведь из-за меня. Надо было давно порвать с ней, давно. Мне в падлу было думать, куда её потом, после развода. Ведь пропала бы сразу, тоже для дочки стресс. Ну, сейчас новая хата готова, переезжать можно. Полину в старой оставлю. Найму кого-нибудь… чтоб присматривал и порядок в доме соблюдал, медсестру, типа того.